Кочевники, комиксы, NFT: художник Ергали Елшибеков о карьере в США

— Ергали, расскажите, как и когда вы начали рисовать?

— Я рисую с детства, но академического художественного образования у меня нет. Когда я был маленьким, мы с дедушкой читали книгу «История Рима», и он заставлял меня рисовать те или иные образы или моменты, которые мне понравились. У нас дома были книги с картинами художников-баталистов, Жан-Леон Жерома, Репина и других.

В Казахстане я занимался бизнесом — у меня были сеть кофеен-кальянных и два ресторана турецкой и марокканской кухни. Я много путешествовал по Ближнему Востоку, Европе, и привозил в Казахстан интересные идеи. Два года назад я почувствовал, что в Казахстане мне стало тесно. Надо было развиваться, а рынок маленький, все ограничено, людей мало. Решил поехать в Америку и остался здесь. У меня есть вид на жительство и разрешение на работу. В Штатах я начал серьезно изучать искусство, ходил по галереям в Нью-Йорке. Потом начал брать онлайн-курсы и уроки у местных художников.

— Творчество – это ваш основной вид деятельности или вы занимаетесь чем-то еще?

— Как и все художники, я занимаюсь и другими вещами. Например, трейдингом – торгую акциями на бирже. Еще я пишу книгу в жанре фэнтези в кочевнической среде, недавно запустил онлайн-комикс на тему кочевничества на платформе Webtoons.com. Хочу опубликовать книгу в Америке и в России. Мой план – издать книгу и пойти с раскадровками в Netflix. Я хочу в ближайшее время поехать в Калифорнию и презентовать свои идеи и раскадровки комикса сценаристам, которые работают с Netflix. Компания заинтересована в оригинальных историях и часто использует идеи из комиксов. Они работают по брокерской системе, есть так называемые trusted sources — доверенные лица, которые находят людей с классными историями и перепродают их Netflix, получая процент.

Также я зарегистрирован на NFT-платформе Rarible.com (non-fungible token — невзаимозаменяемый токен). Это одна из трех крупнейших платформ, позволяющих продавать предметы искусства в системе блокчейна. По сути, это Instagram для художников, где мы можем торговать своим диджитал-искусством. Ethereum (эфир)- это и платформа, и криптовалюта, на базе которых работает Rarible. 

Каждая работа художника привязывается к эфиру, то есть получает цифровой сертификат. Он подтверждает мое исключительное право на объект искусства, который при продаже конвертируется в криптовалюту. Когда я загружаю свою работу на платформу, сжигаю gas-fee — это стоит от 30 до 60, иногда до 250 долларов, и когда кто-то покупает мой токен, я получаю сумму, плюс 10% с каждой перепродажи. 

На NFT-платформах сейчас много людей, которые продают абсолютный мусор, не являясь художниками. Сейчас есть негласное правило — те, кого интересует крипто-арт, смотрят на то, есть ли у тебя галочка — бенчмарк. Получить ее не так просто: надо снять видео, как ты рисуешь, отправить несколько недоработанных работ, показать, на какой платформе создаешь. Плюс твой бэкграунд должен совпадать с творчеством, в частности, соцсети должны быть направлены на искусство. У меня сейчас в NFT 5-6 работ, в ближайшее время хочу добавить еще столько же. Пока что я заработал там очень мало денег, но это долгоиграющий проект. Если однажды ты станешь популярным, то дело сразу пойдет. 

— Почему вы стремитесь реализовать свое творчество именно через сериалы?

— Мир изменился, как бы банально это не звучало. Раньше были саги, легенды, сказки, а сейчас игры, фильмы, телешоу. Игровая индустрия огромна, через нее люди познают новые миры. Например, никто не знал кто такие ассасины и Хассан ибн Саббах, но вдруг вышла игра от Ubisoft и популяризировала эту тему. Игровой формат пользуется спросом в обществе, и это нельзя отрицать.

— Что нужно современному художнику, чтобы пробиться за рубежом?

— Я считаю, что только онлайн-инструменты, и  для этого нужно понимать, что такое маркетинг. Соцсети играют огромную роль в продвижении художника, только они и могут его кормить. Безусловно, художнику нужен арт-менеджер, чтобы не отвлекаться на продвижение, а сосредоточиться на искусстве. Это этически правильно, если художника продвигает арт- или PR-менеджер, а не он сам себя. Это как если бы музыканты сами заключали контракты на выпуск альбомов. Так никто не делает.

— Планируете ли вы создать игру на кочевую тематику?

— Да, мы сейчас ищем инвестора для игры. Gameplay, наброски игры и концепция готовы. Она будет кроссплатформенная с мобильной версией, но основной упор на ПК. У нас интернациональная команда — туркмен, украинец, русский и я. Два кодировщика, которые будут писать код для геймдева, один человек отвечает за сценарий и миссии, а я — за концепт и дизайн, в том числе sound-дизайн. Сейчас разрабатываем сюжет

 Это будет пошаговое РПГ. Тема средневековой Европы надоела людям, все миры кажутся однотипными, потому что в основе всегда европейская культура. А кочевую культуру никто не использовал, и эту нишу надо занять. Лишь немногие слегка затрагивали эту тему. Например, прообразом дотракийцев у Джорджа Мартина были гунны, но они получились классическими варварами. Никто не пытается объяснить кочевничество как явление.

— Почему эта тема вам особенно близка?

— У писателей есть принцип: «Пиши, о чем ты знаешь». Ядерный физик может интересно описать  адронный коллайдер, но не понимает так же глубоко фотосинтез. Я жил в юрте и хорошо знаю, что такое кочевничество. Это было в 1995-1996 годах у горного хребта Каратау, в Сузакском районе в Южно-Казахстанской области. Мне было лет 10. Летние месяцы я с семьей проводил на пастбищах в юртах, а зимой мы жили в ауле. Пасли стада и занимались огородом, сажали картофель, арбузы. Мой старший брат следил за лошадьми со всего аула. На тех пастбищах росло много полыни, которая для скота очень полезна.

— Как называется стиль, в котором вы рисуете?

— Инкинг — рисование чернилами. Сначала художник рисует контур, а потом детально прорабатывает каждую деталь. Ее минус в том, что не получится реализма, но зато хорошая детализация. Кстати, все комиксы рисуются инкингом, а уже потом перекрашиваются.Еще я разбавляю чернила карандашом или углем. Пробовал рисовать другими инструментами, но у меня не особо получалось и было неудобно.

— Один из способов реализации художников – выставки. Участвовали ли вы в них или планируете?

— Да, в декабре я буду участвовать в одной из выставок при фестивале Art Basel в Майами. Art Basel — это всемирно известная выставка, в свое время там выставлялись Ив Сен-Лоран, Версаче. Чтобы участвовать в ней, нужно всемирно известное имя и признание. А я буду участвовать в отделении local artists. 

— Они, кстати, взяли меня не потому, что я круто рисую — им понравилась тематика моего творчества. 

— Но мы до сих пор обговариваем условия, потому что участие в ней очень дорогое. Вдобавок в Америке для участия в выставке надо платить комиссионные. Признаться честно, меня вообще выставки не особо интересуют. Большинство людей крайне редко туда ходят, но зато постоянно смотрят сериалы, фильмы, играют в игры.

— Вы считаете свое творчество больше искусством или коммерческим продуктом?

— Мое творчество — это хобби. Но если оно потом превратится во что-то больше, то почему бы и нет. Многие художники не считали, что делают что-то великое. Например, Ван Гог даже не подозревал, кем он будет после смерти. А Леонардо да Винчи считал, что Сикстинская капелла — это коммерческий продукт. Он позиционировал себя как инженера. Например, в своем письме миланскому королю он писал, что сам инженер, строит мосты, водопроводы и рисование упомянул лишь вскользь.

Творчество не обязательно приносит прибыль, но оно может стать триггером для чего-то большего. Например, Джордж Мартин написал классную книгу, но на ее презентацию никто не пришел. Он расстроился, но продолжил писать дальше.  А Джоан Роуллинг писала книгу исключительно для того, чтобы купить дом для дочери.

— Что вас особенно восхищает в культуре кочевников?

— Меня всегда восхищало, что с ограниченными ресурсами они достигали больших вершин. Например, ювелирные изделия, кузнечное дело. Хотя у них не было масштабного производства или залежей. По сути, у них были лишь полевые кузни.

Также для меня важно, что кочевническая культура никогда не существовала без оседлых селений, так как их образ жизни не восполняет всех потребностей. Есть выражение «Не бывает тюрка без тата». Половцы всегда контактировали с Русью, с разными княжествами, даже породнились с ними. Например, Дмитрий Галицкий является зятем половецкого хана Котяна Сутоевича, а Невский — внуком половецкого хана. Сейчас ученые даже склоняются к тому, что гунны исчезли потому, что Римская империя перестала с ними торговать — это ударило по их экономике.

— О кочевниках сохранилось не так много письменных источников. Думаете, нас ждет еще много открытий?

— Да, данных мало, к тому же историю пишут победители. Есть версия, например, что амазонки — это скифские женщины-воительницы. Сейчас кочевников представляют исключительно неотесанными варварами. Хотя академик Виталий Дмитрич говорил, что Иван Грозный перенял систему управления Золотой Орды. А Бартель отмечал, что «Саблями татаров строена была Москва». Сейчас многие не хотят замечать эти факты, ведь история –  очень неудобная вещь и может оказаться не на руку политагитаторам.

— Когда вы говорите «кочевничество», вы подразумеваете Казахстан или другие кочевые культуры?

— Я стремлюсь раскрыть культуру кочевничества как явления, речь идет не только о Казахстане. Мне многие писали, что в моих работах считывается  Казахстан, и у меня было ощущение, что люди надели шоры на глаза как лошади на ристалище. Нельзя забывать, что казахов, монголов и других народов лет 500 назад в том виде, в каком мы их знаем, не было. Тогда русские отделяли себя от славян, даже Рюриковичи не считали себя славянами. А казахи многое взяли от тех же монголов. Это создает большую путаницу. Несколько столетий назад людям вообще было глубоко все равно, казахи они или монголы, они заботились о быте, близких, чтили религию и своих предков.

В то же время, конечно, Казахстан — самое большое государство, которое осталось от кочевников, территориально мы наследники чагатаидов и джучидов. Даже наши рода имеют монгольские название, а наше население тюркское. Нации давно перемешались.

— Планируете ли вы вернуться в Казахстан?

— Я не знаю, где я буду жить в будущем, пока мне хорошо здесь. Я никогда не планировал переехать в Америку – просто приехал и мне понравилось. Думаю, что сегодня не так важно, где ты находишься.